Ну, чего, додразнился и до завлекался, я отомстю и мстя будет бронебойна.
Ниже маленький отрывок из 22 главы "Дурной крови".
Лицам до 18-ти строго не рекомендуется, особам впечатлительным тоже.
Предупреждение: строгое R, NC-17, агнст, слэш, инцест, каннибализ, некрофилия.
Чтобы было понятно, вторая встреча Патрика и Шона Бейтманов в славном городе Нью-Йорке имела место при весьма неприятных и будоражущих кровь обстоятельствах. Ночка выдалась полной впечатлений, а в такой ситуации, что только не приснится
Abyss, лично я зову это "Второй сон Веры Павловны"
А ну и имей в виду - это всё пока без редактуры, черновое
читать дальше
...Идет снег.
Почему в моей ванной идет снег?
Снежинки падают на моё лицо, приятно холодя его, кружатся в воздухе, медленно опускаясь на черную мраморную поверхность ванны и рубиновую гладь теплой чуть вязкой жидкости её заполняющей.
Мне тепло и уютно. Я знаю, что это кровь Викки вокруг меня. Я снял её в «Клетке». Мы поехали ко мне. Я её трахал. В ванне со мной должно быть её тело. Она уже какое-то время мертва – я перерезал ей вены.
Рукой я пытаюсь нашарить девушку в рубиновой жидкости. Я жажду ощутить её нежную кожу своими пальцами, своими губами.
Я касаюсь тела, но это не может быть Викки. Хочу отдернуть руку, но сверху её накрывает чья-то сильная широкая ладонь. Он выныривает на поверхность.
Шон.
Мой брат.
По его лицу струится горячая кровь Викки, и он медленно облизывает губы, пробуя её на вкус. Шон улыбается мне, это хищная улыбка безумца. Его черные глаза прожигают меня насквозь, а ладонь прижимает мою руку к его груди.
Чего ты хочешь от меня Шон?
Он направляет мою руку своей, заставляя опускаться всё ниже и ниже. Я не хочу этого, но он сильный. Наконец, моя рука оказывается там, где ему нужно. Я чувствую, как он напряжен. Его тело подается навстречу.
Почему я не могу освободиться?
Рот Шона приоткрыт, снежинки падают на его опущенные веки, на длинные ресницы. Он подставляет своё лицо прохладе, запрокинув голову на край ванны. Мои глаза прикованы к его горлу. Я хочу крови, что струится под этой бледной кожей. Хочу его крови, хочу своей крови. Хочу преступить единственную грань, которую ещё не преступил. И пока его плоть пульсирует под моей рукой, я тянусь к его шее. Я закрываю глаза…
…и вижу Шона. Ему пять лет. Он похож на маленького ангела. Ему страшно. Отец что-то кричит. Отец вообще часто кричит. Шон плачет, я обнимаю его, говорю, что его никто не обидит, он успокаивается. Так он и засыпает, прижавшись ко мне, и я смотрю, как во сне подрагивают его длинные ресницы.
Открываю глаза. Передо мной лицо Шона.
Мой маленький ангел. Сколько лет прошло? Двадцать?
Я подаюсь назад, стараясь увеличить расстояние между нами. Пусть у меня останется хотя бы эта грань…
Но он не пускает меня. Его глаза открываются, они смеются. Шон придвигается ближе, его рука по-прежнему удерживает мою на его теле. Я чувствую его вторую руку на своем бедре. Она начинает медленно ползти вверх.
Я вновь закрываю глаза в надежде увидеть маленького ангела, но в пустоте всё ярче и ярче разгорается одно слово – крик «НЕТ». Абсолютное отрицание. Это слово заполняет собой всё. Словно зверь я бросаюсь вперед, не обращая внимания на хрип удивления и боли, который достигает моего слуха, когда зубы мои разрывают мясо, а рот наполняется солоноватым нектаром крови. Я рву его горло, вгрызаюсь, пожираю его плоть.
Руки Шона больше не насилуют меня.
Он мертв.
Мой брат мертв.
Я открываю глаза. Снежинки медленно кружатся в воздухе. Кровь, покрывающая лицо Шона, не может скрыть неестественную белизну его кожи. Мой маленький ангел…
Я сжимаю его в объятиях.
Должны быть слезы, но их нет.
Шон…
Я не хотел. Я не хотел.
Не хотел!
Нет…
Я хотел!
Снежинок всё больше, они слепят меня, в комнате становится холодно. Из моего горла вырывается крик.
И это крик не человека…